Десять лет – очень большой срок в масштабах относительно молодого российского страхового рынка. В один из последних дней на посту генерального директора ОСАО «Ингосстрах» Александр Григорьев дал интервью порталу «Страхование сегодня», в котором подробно проанализировал изменения, случившиеся за этот период с компанией, страховым рынком и экономической средой.
Александр Валерьевич, если сравнить российский страховой рынок образца 2005 года, когда Вы пришли работать в «Ингосстрах» и нынешний - какие наиболее заметные отличия нужно отметить? Можно ли говорить о качественном изменении нашего рынка?
Конечно. За 10 лет качественно изменился уровень клиентского понимания - клиент в рознице стал более осознанно относиться к страхованию, он знает, что ему нужно от каско, ОСАГО, страхования имущества. В корпоративном страховании менеджеры по страхованию компаний-клиентов стали другими – теперь они понимают и брокерские функции, и как риск нужно разместить и защитить. На коммерческих предприятиях стало намного меньше «менеджерских запросов» и «откатов». И, конечно, изменения рынка связаны с появлением институтов экспертов и автоюристов.
А вот в государственном сегменте есть отрасли, где в этом смысле ничего не изменилось: строймонтажное страхование дорожных работ, в большинстве своем, осталось откатным, в агростраховании сохранилась схема «50 на 50». Ну и в страховании ОПО госструктур творится полное безобразие, там комиссионные доходят до 80 %.
Нам не хватает государственного понимания страхования
Какие новые сегменты за 10 лет стали драйверами роста страхового рынка?
Сейчас принято называть рынок страхования жизни, но тут мои оценки отличаются от большинства экспертов. В долгосрочном накопительном и пенсионном страховании, на мой взгляд, вообще ничего не поменялось. Это по-прежнему маленький ограниченный рынок, где продажи идут, в основном, корпорациям, которые считают, что в их пакете такой вид страховой защиты должен быть.
Ну а то, что сейчас лидеры банкострахования называют кредитным и инвестиционным – это вообще не страхование, это пересчет денег, механизм, позволяющий нарисовать в балансе страховщика премию и полностью отдать ее банку. 10 лет назад банковского страхования жизни и от несчастных случаев не было вообще, сейчас подобное «рисование» есть.
Что поменялось в системе государственного регулирования?
Могу только в очередной раз повторить: государство не понимает страхования. И это непонимание за 10 лет не устранено. Все те же примеры – агрострахование, ОПО, страхование государственных программ, ОСАГО, реальное накопительное страхование жизни и т.д. – пока государство очень медленно осознает все эти проблемы.
Была попытка написать Стратегию развития страхового рынка – для того, чтобы государство увидело и поняло нашу отрасль. Мы постарались это сделать, получилось более или менее неплохо, но государство вновь продемонстрировало свое непонимание и наличие других приоритетов.
Судебная ситуация за 10 лет категорически испортилась. Если раньше суды хоть как-то учитывали положения договора страхования и закон о страховании, то сейчас не учитывают вообще никак. Как следствие – случился рукотворный кризис моторного страхования, о котором я многократно говорил в выступлениях на конференциях и в СМИ.
Самые последний период принес нам такое изменение в регулировании и надзоре, как присоединение страхнадзора к ЦБ и создание мегарегулятора. Я считаю, это сейчас единственное, что есть светлого на нашем рынке. Вертикаль, которая выстроилась в ЦБ, - действительно «светлое» пятно на темном фоне.
С другой стороны, сейчас мы пожинаем те плоды той ситуации, которую, во многом, создали сами страховщики: откаты, коррупция, необоснованные тарифы, невыплаты, неадекватное отношение людей к бизнесу. Когда я 10 лет назад впервые увидел все это, я очень удивился, глядя со стороны. Изменения, наблюдаемые теперь на рынке – результат того, что страховщики натворили за прошлые годы. Инертность и долгосрочность страховой отрасли, долговременный характер последствий любого действия, сделанного когда-то – это особенность нашего рынка. И когда маятник качнулся в сторону плохого восприятия страховщиков – это произошло, во многом, благодаря им самим.
Если 2004-2007 годы были периодом определенной эйфории, можно ли нынешний этап считать периодом некоторой психологической подавленности у страховщиков?
Об этом редко говорят, но такой факт, конечно, есть. При этом надо разделить разные компании. У профессиональных игроков («РЕСО-Гарантия», «АльфаСтрахование», «Альянс», «Ингосстрах» и др.) паники нет, они воспринимают кризис рынка как стадию развития, которую надо проходить технологически и функционально. Когда-то я уже приводил пример с отношением к банкротству, чем западный финансовый рынок отличается от российского: у нас банкротство (и яркий тому пример – 1998 год) – это трагедия, а на Западе – это технология. В 2008 году мы наблюдали истории Smith Barney, Lehman Brothers, AIG и т.д. Технология предполагает прохождение стадии банкротства, финансовый институт защищают от кредиторов, ставят новый менеджмент, национализируют, меняют собственников, компания расплачивается и дальше работает.
В качестве некоторой технологической меры прохождения кризиса «Ингосстрах» сократил долю ОСАГО в портфеле с 11 % до 4,5 %. Далее, тарифы по каско мы, как и обещали, подняли на 30 %. Мы сократили продажи в тех местах, где в нынешних условиях продавать не надо. Из компании за последний период было уволено 650 человек (аналогично в 2008 году было уволено 500 человек).
Это просто технология, тут не о чем эмоционировать. Конечно, компании, руководители и акционеры которых подавлены, тоже есть, достаточно посмотреть на примеры «Цюриха», «Гуты» и некоторых других. Подавленность и непонимание того, что происходит, на рынке присутствует.
Как Вы оцениваете изменения рынка в части концентрации бизнеса?
Из 370 универсальных компаний России 100 практически не работают, если у компании сборы 20 миллионов рублей – понятно, что она уже не функциональна. Компании между 100-й и 200-й находятся в печальной ситуации, теряют бизнес, хотя у них еще есть какая-то ниша, в которой они пытаются выживать. И для компаний топ-100 основными проблемами являются рост убыточности, потеря бизнеса, отрицательная маржинальность. Это компании средние и большие, а значит у них высокие издержки и много обязательств, и с этим надо что-то делать. Уже не только в ОСАГО, но и в каско сейчас отрицательная маржинальность. Если компания – не абсолютный лидер и не в состоянии выкрутить руки дилерам и посредникам (а это сейчас могут себе позволить только 2-3 игрока), она может уходить в минус.
За период с 2009 по 2012 год объемы премий и выплат у топ-50, топ-20 и топ-10 страховых компаний, увеличивались достаточно высокими темпами. Особенно заметно повлиял на ситуацию фактор «Согаза», который первые годы переманивал бизнес из средних компаний, а в последнее время – уже и из крупных, в частности, сосредоточил в своих руках портфель крупного корпоративного бизнеса, в том числе государственного.
И помимо высокого темпа концентрации, не стоит забывать о том, что от рынка отваливались по 100 компаний в год, среди которых были и довольно крупные – «Россия», «Гута», «Ростра», «Росстрах», «Информстрах» и др. Быстрая концентрация шла по всем линиям страхового бизнеса с единственным исключением – второе полугодие 2013 года в ОСАГО, пятерка лидеров остановила рост, и бизнес пошел в компании, занимающие с 6 по 20 место.
Эволюция лидера рынка
Хотелось бы задать аналогичный вопрос и о компании «Ингосстрах»: какой она была на момент Вашего прихода и какая она сегодня?
Задачи, которые мне поставил акционер 10 лет назад, выполнены.
В первую очередь, удалось изменить менталитет сотрудников компании. «Ингосстрах» достался мне в состоянии вроде бы как лидера в области корпоративного страхования, со сформировавшимися за 2000-2004 год неплохими позициями в рознице. Но «менталитет лидера» был развит на относительно среднем уровне, был скорее такой постсоветский, довольно консервативный менталитет. Людям, сидя в кабинете «Ингосстраха», казалось, что крупный клиент и так мимо не пройдет.
За 10 лет мы изменились принципиально, научились работать в полях, стали лидером целого ряда отраслей страхования.
При этом «Ингосстрах» остался методологическим лидером страхового рынка. Когда я пришел на рынок 10 лет назад, большинство правил страховых компаний были списаны с наработках «Ингосстраха». За 10 лет ничего не изменилось. Большинство морских, грузовых, космических, авиационных, перестраховочных документов основываются по-прежнему на правилах «Ингосстраха». Плюс мы отвоевали свое право на методологическое лидерство в рознице – и здесь рынок тоже на нас смотрит. Достаточно посмотреть на последние движения в ОСАГО и каско.
Когда в конце 2012 – январе 2013 года стало понятно, что случилось в ОСАГО, я провозгласил, что мы серьезно ограничиваем присутствие в этом сегменте. Нам не верили, считали, что мы только пугаем общественность ради поднятия тарифов, утверждали, что в других компаниях все нормально. Даже итоги 1 и 2 кварталов 2013 года еще показывали, что компании первой десятки в ОСАГО наращивают объемы. Однако уже во втором полугодии абсолютно все компании сообразили, что необходима селекция.
В каско в 4 квартале 2012 и 1 полугодии 2013 года большинство аналитиков и менеджеров страховых компаний утверждали, что тарифы не растут, что можно не повышать цену, если уметь работать с клиентами. Однако уже статистика за 9 месяцев 2013 года показала рост тарифов на 20 %, а по итогам года они выросли еще больше. А «Ингосстрах» это предвидел и раньше всех это сделал.
Наше технологическое лидерство проявляется в двух аспектах. Во-первых, за эти 10 лет лозунг «Ингосстрах» платит всегда» (когда я пришел, он уже был) фактически поменялся на «Ингосстрах» платит лучше всех». С этим трудно спорить, к нам меньше всех претензий, у нас максимальная средняя выплата по каско и ОСАГО, о нас общество в любом регионе всегда отзывается спокойнее всего, нет негатива.
Во-вторых, технологическое лидерство дают наши автоматизированные информационные системы, которые не просто обеспечивают операционную деятельность, но и предоставляют возможность делать развернутую аналитику, вести страховые истории домохозяйств, точно определять тариф, создавать резервы, и, соответственно, в конце концов, принимать правильные управленческие решения. Это наша собственная разработка, которая делалась в течение 15 лет. В нее интегрированы все виды учета (российский бухгалтерский учет, международный учет, налоговый учет, управленческий учет и автоматизированные резервы). Нам это очень тяжело далось, был допущен ряд ошибок в 2007-2009 гг., нанимали подрядчика, чтобы интегрировать финансовую систему, потом от его услуг отказались и дописали все сами. В ней были объединены и андеррайтинговые процедуры, и анализ клиентов, и тарифная политика, и резервы, и отчетные формы. В итоге сейчас я могу утром видеть по отчетности всю компанию по состоянию на вчерашний вечер, причем по любой форме (баланс, отчет о доходах и расходах и пр.). Возможности, которыми располагает «Ингосстрах» на основании вышесказанного, во многом превосходят возможности не только отечественных компаний, но и многих западных.
Отмечу и еще одно важное изменение «Ингосстраха» за эти годы, тоже в сфере ментальности. В 2004 году компания была слишком мягкой, платила всем направо и налево, стремилась, чтобы все партнеры, посредники, сотрудники были довольны. Но нужно было как-то повышать эффективность.
Именно «Ингосстраху» рынок обязан появлением цивилизованной суброгации. До того, как мы в 2006 году объявили войну недобросовестным контрагентам, на рынке было множество проблем со взаимными расчетами по суброгации в рамках ОСАГО и каско. Мы публиковали списки неплательщиков, делали обращения в госорганы, вели тысячи судов. За 3 года серьезнейшей борьбы мы добились того, что страховое сообщество во взаимоотношениях стало более цивилизованным.
Именно «Ингосстрах» стал инициатором движения за честность во взаимоотношениях. Нас критиковали – от ВСС до страхнадзора – за публичность этих списков и т.д. Зато сейчас вопросы суброгаций и взаимных выплат перешли в область технологии.
А сам «Ингосстрах» ментально стал более зубастым, крепким и жестким. Условия развития рынка в эти годы, во многом, заставили быть такими, чтобы быть конкурентоспособными.
Мы были первой компанией, которой удалось осудить за воровство агента и штатного сотрудника (директора филиала в Ярославле). До этого в России не было ни одного успешного дела, подтверждающего факт, что внутренних мошенников можно сажать. А сейчас у правоохранительных органов сформировано понимание, что агент или брокер не вправе присвоить деньги клиента, что это не гражданско-правовой спор, а уголовное дело.
Важный момент, о котором надо говорить – у старожилов «Ингосстраха», которые работали здесь по 20-40 лет, было консервативное мышление и простые советские ценности: нельзя воровать, честь и совесть не продаются, деньги пахнут и т.д. Однако к моменту прихода акционера Олега Дерипаски эти старые ценности у многих менеджеров «Ингосстраха» начали размываться и стали скорее декларируемыми. К нынешнему моменту мы снова сделали эти ценностями истинными. Конечно, «паршивые овцы» в рядах менеджеров за постсоветские годы у нас бывали, но подавляющее большинство сотрудников эти ценности разделяет. Менталитет и корпоративная культура чистоплотной, порядочной и добросовестной компании – это внутренняя ценность «Ингосстраха», которая закреплена, это важно.
Как изменения в структуре собственности «Ингосстраха» за время Вашего управления влияли на работу компании?
Когда миноритарным акционером был Мамут, корпоративное управление с точки зрения взаимоотношений с акционерами было нормальное. Потом пришли чехи, и все стало плохо. Теперь – Generali, и снова все хорошо. Это доказывает правоту той позиции, которую я выбрал, когда занял якобы позицию мажоритарного акционера – просто потому, что Дерипаска и его структуры были нацелены на развитие компании, долгосрочное и спокойное. А чехи – это были краткосрочные спекулянты, которым надо было просто методом greenmail выжать из Дерипаски как можно больше денег, и которые не способствовали развитию компании. Не было ни одного нормального решения Совета Директоров, шли суды. Чехи увели значительное количество клиентов и не привели за 5 лет ни одного нового. После прихода Generali большинство решений Совета Директоров принимаются единогласно.Generali слушают, высказывают свою точку зрения, обсуждают. Начался возврат клиентов и нет greenmail. И хотя, как мне кажется, Generali так и не приняли окончательного решения, зачем им российские активы и что с ними делать, но это добропорядочный, добросовестный и долгосрочный инвестор, для которого это стратегическая инвестиция.
В общем, Вы довольны результатами своей работы в компании?
Да. Для меня «Ингосстрах» был первым опытом, когда я принимал огромную, с уже существующими традициями международную компанию. До этого я все строил сам, с нуля. Понять, можно ли с такой компанией управиться и выполнить поручения акционера, - это была моя задача. Поэтому когда говорят «Ингосстрах» при Григорьеве», это означает, что задачи, поставленные передо мной акционером, были выполнены.
И неважно, кто сейчас придет на место руководителя, «Ингосстрах» уже настроен так, что его будет очень трудно свернуть с выбранного пути в части бизнес-процессов, человеческого фактора, технологий, ценностей. Без меня он будет работать так же. Эта задача и ставилась – «Ингосстрах» не должен зависеть от генерального директора.
Что, на Ваш взгляд, нужно было бы сделать, но что так и не удалось за этот период?
Главная неудача – не удалось поменять отношение государства к страхованию. Очевидно, 10 лет – это слишком маленький период для такого государства, как наше.
Однако, многие шаги и здесь удались. Например, заслугой «Ингосстраха» я считаю решение вопроса с техосмотром, и вижу в этом свой личный вклад. Мы добились практически цивилизованной модели, за исключением одного момента – технические пункты подчиняются РСА, тогда как в цивилизованных условиях должны были бы подчиняться собственному СРО, курируемому, например, Минэкономразвития.
А что можно отнести к числу не удавшихся замыслов на уровне управления компанией?
Нам не удалось полностью внедрить «Тарифное уложение», как у лидирующих международных компаний. По нему уровень риска определяет тариф, и ниже определенного размера, установленного актуариями и андеррайтерами, тариф быть не может. «Ингосстрах» проигрывает много конкурсов именно потому, что по тарифам ниже определенного уровня страховать нельзя. Сейчас у нас есть «тарифные уложения» по отдельным направлениям, но полностью это сделать до конца не удалось.
Не удалось ряд филиалов вывести на лидирующие позиции и сделать прибыльными, в чем сыграли свою роль последние 2 года на рынке моторного страхования. Если бы рукотворного кризиса на этом рынке не было, ситуация была бы другая.
Не удалось нашу автоматизированную информационную систему противодействия мошенничеству в рознице запустить в режиме «предпроверки». Мы пока не можем проверять 100 % приходящих клиентов автоматически.
Для рынка в целом не удалось добиться введения франшизы в каско. Когда я в 2006 году первый раз озвучил идею обязательной франшизы, меня не поняли коллеги из других страховых компаний. Сейчас она уже применяется достаточно широко, практически у каждой компании есть продукт каско с франшизой, но вот единого применения страховым сообществом так и нет.
Работа в сегментах ДМС и страхования жизни относится к числу неудач?
Нет. Более того, быть лидером лайфа с комиссией 90 % мы бы не хотели категорически, это не бизнес.
Проблемные сегменты и роль государства
Как менялась за эти годы система страхового надзора? Каково Ваше отношение к объявленному нынешним регулятором курсу на чистку рынка и усиление надзора?
Дееспособность надзора после ухода Ильи Ломакина-Румянцева и взаимодействие со страховщиками всегда были слабыми, тогда как сейчас у ЦБ очень сильная политическая воля и есть право на решительные действия. При Александре Ковале и Дмитрии Панкине надзор не мог ничего решать в соответствии с полномочиями, да и, по моему мнению, не сильно хотел. Руководящий состав нынешнего страхнадзора нацелен на работу по нормализации рынка. Все, о чем сейчас говорит надзор – это правильные вещи, мое отношение к этому хорошее. Проблема в другом: в какие сроки и что он успеет сделать?
Вы много лет проработали в банковской сфере. Как Вы оцениваете перспективу совместного развития банковского и страхового сектора (не только общее регулирование, но и совместные продукты банкострахования)?
Наибольшее потрясение от подобного сотрудничества я испытал во время телетрансляции встречи Грефа и Путина, когда Греф с возмущением рассказывал о высоких комиссиях, которые банки взыскивают за страховые продукты. А как раз за неделю до этого я дал запрет на участие «Ингосстраха» во второй стадии конкурса «Сбербанка», так как он установил порог прохода в 70 % комиссии.
Первый вопрос, который здесь возникает: что нужно банкам? Когда от четверти до трети доходов банка складывается из страховой комиссии (как, например, по результатам последнего периода показал «Хоум Кредит») – это какой-то абсурд. Это означает завышенный тариф, который не имеет ничего общего с реальностью. Здесь свое слово должен сказать ЦБ. Вопрос и к ФАС: почему не принимается мер? Ведь тариф-то завышен, где же наказания?
А с точки зрения клиента, обращающегося за кредитом, прибавление к 100 рублям еще 10 рублей – не принципиально, он хочет получить кредит. Он согласен, никаких претензий с его стороны не возникает. Вот захотят ли чиновники поломать эту систему – не знаю.
Добросовестные банки и добросовестные страховые компании в этом безобразии участвовать не должны. Поэтому для меня открытый вопрос, как такой, во всех отношениях приличный и добросовестный банк, как «Сбербанк», позволил себе баловаться этой темой. А у него по разным видам бизнеса комиссия от 40 % до 70 %. Когда этим занимается банк «ХоумКредит» и компания «Ренессанс Страхование» - это я могу понять, там менеджеры со вполне определенным подходом, на этом построен их бизнес, это их стиль. Но то, что потребители переплачивают, что реальных страховых выплат нет, и соответственно, нет функции страхования – это мне не понятно.
В нормальном страховании, например, при автокредитах, эта проблема тоже зарождалась. Автокаско – тяжелая тема, а автокредитное каско – еще более тяжелая. Но сейчас проблема начала решаться, все начинают осознавать, что комиссии 30-40 % по автострахованию должны уйти в прошлое.
Как долго они будут уходить – трудно сказать, но процесс должен пройти. Комиссии должны опуститься, банк должен выполнять функции агента, клиент, покупая полис, будет знать, что это нормальное страхование и нормальная компания, что банк не навязывает дополнительный расход, а дает нормальную дополнительную услугу.
Сейчас уже есть случаи, когда банк, рекламируя свои кредитные услуги, в качестве преимущества сообщает клиенту, что у него нет страхования…
Правильно. И обострение конкуренции среди банков невольно вызовет центробежные тенденции. Но все это относится к формированию цивилизованного рынка, в процессе которого мы находимся.
«Ингосстрах» категорически против нынешней модели банкострахования. Много раз меня упрекали, что у нас якобы не получается в ней работать, что «Ингосстрах Жизнь» не может это сделать, поэтому и критикуем. Забывая о том, что начал критиковать это я еще до прихода в «Ингосстрах», когда работал в банках. Основная дилемма в том, что выиграть конкурс у другой компании, поставив не 83 %, а 85 % комиссии – можно. Но это же не страхование, а «Ингосстрах» никогда не будет заниматься «не страхованием».
Поговорим о высоких материях. Ваша компания обладает самым большим в России опытом урегулирования космических рисков...
Да, первым был «Купон», последним – февральский убыток в текущем году.
Как с позиции этого опыта Вы оцениваете обсуждаемые инициативы по внедрению элементов обязательного страхования в космической отрасли, нужно ли это?
Разные группы страховщиков лоббируют разные варианты. Компании, которые ничего собой не представляют, объединяются, например, в рамках РААКС, и это выглядит очень странно. Есть три основных игрока («Альфастрахование», «Согаз» и «Ингосстрах»), можно еще подтянуть четвертого «ВТБ Страхование» с «Трансаэро», которые в сумме занимают примерно 98 % процентов всего рынка авиа-космического страхования, а только «Согаз» и «Ингосстрах» – 99 % всего космического страхования.
Само по себе поручение Президента по космосу – не о разработке закона об обязательном космическом страховании, оно заключается в том, чтобы систематизировать информацию и дать предложения об организации космического страхования. Много лет назад я даже писал письмо вице-премьеру о том, что у нас в стране нет системного подхода к организации космического страхования. Все отчеты Счетной Палаты и Минфина, к сожалению, показывают, что космос – это та сфера, где мы теряем деньги. Конечно, космическая отрасль должна страховаться. А вот нужен закон или нет зависит от того, какую цель ставить. Проблема в том, что те компании и персоналии, которые лоббируют закон об обязательном страховании, хотят попытаться перераспределить в свою пользу рынок космического страхования.
А теперь зададимся вопросом, каковы интересы государства в космическом страховании? Они в том, чтобы перераспределить бюджетные затраты на международный рынок страхования и перестрахования. Это зависит от опыта, влияния и возможностей заключить облигаторные договоры перестрахования страховых компаний. Реально такими возможностями в России обладают 3-4 компании, из них 2 – фактически страхуют эти риски. Маленькие кусочки отхватывают какие-то странные мелкие компании, без серьезного уставного капитала, без собственных резервов. Как они работают, видно на примере трех спутников ГЛОНАСС, где ответственность на 200 миллионов долларов была застрахована за 3 миллиона.
Ну а для «Ингосстраха» на самом деле безразлично, будет ли принят закон об обязательном космическом страховании, или распоряжением Минфина трем заказчикам (Минобороны, ГПКС и Роскосмос) будет вменена обязанность защищать интересы государства, а ведомственные инструкции будут определять, как это реализуется. Главное, чтобы в основу легла реальная защита, перераспределение рисков с бюджета на международный рынок.
Однако, организация процесса страхования ни в коем случае не может носить бюджетно-ориентированный характер, не должно быть так, что в зависимости от того, какую сумму на страхование способен выделять бюджет, определялись бы условия страхования, чтобы оно в нее уложилось (как было по агрострахованию). Это категорически неправильно. Если мы хотим реально защитить космическую отрасль, значит, должны быть программы международной перестраховочной защиты, по нормальным тарифным ставкам, которые меняются год от года. На высокие расходы по страхование бюджету придется пойти, потому что космическая отрасль – высокорисковая. При этом обязательно будут какие-то несколько лет, когда не будет убытков, всем будет казаться, что вроде бы эти расходы лишние. А бывают годы, когда идут сплошные убытки, как у нас был 2010-2012 годы, когда мы только успевали платить.
Поэтому очень важно, чтобы поручение Президента было выполнено не ради кого-то, а в целях экономии бюджета. Идеи, которые я прочитал в проекте закона об обязательном страховании, мне не очень нравятся. Всерьез анализировать это пока рано – это просто чья-то задумка, написанная в каких-то кабинетах, мало общего имеющая с разумным решением задачи. Сейчас ясно только одно – космическое страхование нужно, и оно должно быть организовано профессионально и системно.
Что касается обязательного страхования вообще – может ли и должно ли оно быть драйвером развития нашего рынка, велик ли шанс на введение новых видов обязательного страхования и какие именно виды надо страховать в обязательной форме?
Меня огорчает, что говоря про обязательное страхование, нередко обсуждают какие-то совсем экзотические идеи. Самое феноменальное предложение кого-то из депутатов – ввести обязательное страхование ответственности поставщиков колес железнодорожных вагонов. Было около 30 случаев, когда колеса, кстати, с Украины оказались некачественными. Это характерный пример непонимания государством и обществом сути страхования.
А зарубежный опыт обязательного страхования нам может помочь?
Может, но надо делать поправку на разницу между странами. В США, покупая патент на оружие, человек покупает и страховку. Но как и сколько оружия продается там и у нас – совсем разные вещи.
Обязательные виды страхования участвуют в формировании цивилизованного страхового рынка. Во Франции сейчас 84 обязательных вида страхования, в Германии – 18. ОСАГО есть во всех цивилизованных странах. Во многих странах мира есть обязательное страхование профессиональной ответственности врачей, детских учреждений и предприятий общественного питания – то есть там, где может наступить немедленный вред здоровью людей, и на мой взгляд, это правильная идея. Во всех странах есть понимание, что при определенной деятельности должна быть ответственность перед людьми, а значит, это сфера применения обязательного страхования. Ну а когда страхование входит в стандарт повседневной жизни общества, дальше эти обязательные виды могут рассеиваться.
В чем извращенность нашей российской конструкции – у нас все предложения по новым видам обязательного страхования оказываются либо попыткой лоббировать искривленные ведомственные интересы, либо лоббистскими устремлениями самих страховщиков. Так есть и по сей день, мы только что обсуждали проблему космоса, которая на самом деле может решаться разными способами. Но понимания, что какие-то обязательные виды необходимы, в государстве отсутствуют. Дискуссия о страховании ответственности врачей и производителей медикаментов – излишняя, это есть во всех развитых странах. В США еще более широкое страхование ответственности производителей товаров и услуг. Я считаю, как раз цивилизованные формы должны развиваться, а экзотические, типа колесных пар и владельцев собачек, не нужны, их не надо развивать.
Вы были последовательным противником закона ««О государственной поддержке в сфере сельскохозяйственного страхования». Сейчас обсуждается пакет изменений в этот закон, поддерживаете ли Вы предлагаемые изменения?
Да, был, есть и буду противником этого закона. Мы видим массу иллюстраций к тому, что закон плохой и не работает, События 2013 года на Дальнем Востоке продемонстрировали это блестяще. Обсуждаемые сейчас новации в закон сделают плохой закон еще хуже.
В чем же выход?
Вмененное страхование и отмена нынешней модели. Во всех ситуациях, где госдотации сельхозпроизводителю действительно нужны (по кредитной ставке на бензин и семенной материал), надо требовать страховой полис, заключенный на соответствующих требованиям государства условиях. Поскольку большинство аграриев живут на кредитах, 80 % будет застраховано, ведь банк без этого просто не выдаст кредит. И я считаю, тариф должен быть рыночный, его будут определять сами страховщики. Мне возразят, что тут же возникнет демпинг – но это уже проблема выбора адекватного страховщика клиентом и банком-выгодоприобретателем.
А государство должно определить единые методологические основания этого страхования, как должно было создать единую методику расчета ущерба в ОСАГО (это не страховщики должны были сделать, а Минтранс). Но так как государство не понимает страхования, оно не уделяет внимания этим вопросам. Есть ведомственная детальная инструкция, как варить борщ для военнослужащих, а как рассчитать ущерб в ОСАГО – нет, потому что борщ для военнослужащих для государства важен, а страхование - нет. Есть государственная инструкция по пользованию лифтами, практически по Задорнову. А как рассчитывать ущерб по ОСАГО для 45 миллионов автолюбителей – нет.
Наше государство не понимает страхование, это главный диагноз. Банки – в определенный момент поняло, и с ними работает правильно, а страхование – пока нет.
Реакция на суды – рост тарифов
Прокомментируйте Вашу позицию по так называемой «судебной проблеме», росту противоречащих закону и договору выплат страховщиков по судам?
Это невозможно прокомментировать. Последний пример – компании «МАКС» присудили выплатить за собаку, которую на автомобиле переехали намеренно, какие тут могут быть комментарии. И мы тоже неоднократно проигрывали абсурдные судебные разбирательства.
И что же страховщикам с этим делать?
Почему журналисты всегда ставят вопрос так, что страховщики должны что-то с этим сделать? Страдает-то от этого кто? Ну допустим, страховщики получили от этого убытки, но нам ничего не мешает поднять тарифы по каско или уйти из ОСАГО в неблагоприятных регионах. И кто от этого в конечном итоге пострадает? Потребители. Если государству нравится, чтобы его жители страдали – пусть страдают. Почему страховщики-то должны решать вопрос с судами?
Наше население до сих пор считает, что уход страховщиков из ОСАГО в убыточных регионах – это шантаж в целях завышения тарифов.
Серьезные страховщики каско в тариф уже все заложили. Нормальный клиент, который хочет честно получать выплаты, не жульничает, тот выбирает себе нормального страховщика. А кто сопротивляется страхованию или хочет подешевле – получает «Ростру» и ей подобные. В «Ростре», напомню, действовало 220 тысяч полисов каско.
Стоимость ОСАГО – 2,5 тысячи рублей, даже если поднять тариф в 2 раза – разница в 1 бак бензина. Притом, что стоимость бензина вдвое выросла, а этот бак заливается раз в неделю, все молчат. Страховщики не нравятся и выбраны мишенью. Но оттого что вам не нравится зима, она не кончится. Можно сколько угодно критиковать страховщиков, но если вы купили новую машину, вы все равно к ним пойдете. Врачей тоже не любят, они причиняют боль, но к ним все равно ходят. Страховщики – то же самое, можно их не любить, но если автомобиль во что-то врезался, надо же вернуть деньги. Страховщик – это тот, кто возвращает деньги в негативных ситуациях.
А если всех старых лидеров рынка выгнать и создать новых – «Сбербанк Страхование», «ВТБ Страхование» и т.д., у них все будет точно так же. Когда тариф необоснованный, платить начнут все хуже, автовладельцы получают все меньше, проблема не решается.
Можно ли решить проблемы определенных сегментов страхового рынка через создание государственной компании?
Госкомпания – не выход. Вспомним историю Fannie Mae и Freddie Mac: 30 лет они просуществовали, но потом их все равно закрывают, и это при совсем других экономических возможностях государства. Нужно формировать нормальную, ответственную, профессиональную среду.
Поможет ли решению проблем рынка предлагаемое создание института омбудсмена?
Да, но не сильно. Возникнет независимое от страховщиков мнение, что клиент был неправ, это хорошо. Когда оно накопится, поневоле суды, сами клиенты, общество уже будут смотреть на дело иначе. А страховая компания, если она хочет остаться на рынке, должна будет следовать рекомендациям омбудсмена. Это нормально, один из кирпичиков системы. Но главный кирпич в фундамент – это изменение в законодательстве статьи о страховом договоре. Ее надо писать на современном уровне: что такое договор, риск, основания для отказа, о чем стороны имеют право договариваться, о чем – не имеют.
В свое время ходила идея принятия отдельного закона о страховом договоре.
Это не нужно. Достаточно вписать в ГК нормальную статью. 48 главу нужно полностью качественно переписывать.
В последнее время Вы оцениваете ОСАГО как основную причину кризиса отечественной страховой системы…
Да. Я постоянно говорю о рукотворном кризисе ОСАГО.
Как, на Ваш взгляд, должно идти его реформирование?
Начинать надо с тарифа. Тариф, неважно насколько точный его расчет был на момент введения ОСАГО, определялся по тогдашней частотности ДТП в России, количеству пострадавших и средней стоимости ремонта. В Германии, Франции и Италии считали правильным через 5 лет пересчитывать тариф в зависимости от стоимости железа и иных показателей. В итоге во Франции было решено отпустить тариф в свободное плавание. У нас же 11 лет тарифы и лимиты те же. Тариф в таком виде как ОСАГО не может быть стабильным, он должен перерасчитываться. А если вспомнить еще такие «потребительские» новации, как износ и УТС, повышение неизбежно. И ведь все крики – вокруг стоимости одного бака бензина. А все остальное – автоюристы, эксперты, суды, коррупция – это производные от нерешенности базовых проблем.
Нужно ли вводить франшизу в ОСАГО?
Франшиза в ОСАГО – я с таким не сталкивался. Вот обязательное ПВУ ввести надо. ОСАГО – это не каско, это ответственность владельца, то есть защита покупается не для себя, а на тот вред, который может возникнуть по вине автовладельца. ОСАГО, как обязательный вид, должен покрывать полный убыток.
Каково состояние вопроса по борьбе с демпингом в российском страховании?
В 2013 году демпинг вернулся. Сужение рынка привело к тому, что компании бьются за любой эккаунт, ни с чем не считаясь. Дальше компаниям остается только заявлять: все демпингуют, а мы нет. Профессиональные журналисты должны взять из опубликованных данных результаты конкурсов и посчитать, по какому тарифу они выиграны, сложить портфели победителей, сравнить со стоимостью облигаторов у перестраховщиков. Она будет дороже, это и называется «демпинг». Заметьте, тут еще не учтено ни РВД, ни аквизиция, только перестрахование. Мы проигрываем большинство конкурсов, часто даже не идем на конкурс, так как заданные первичные условия – уже абсурдны.
Как же страховщикам удается страховать риски ниже цены перестрахования?
У них образуется отрицательная маржа, она копится.
В страховании крупных корпоративных рисков с низкой частотностью убытков демпинг означает, что компания из года в год недоформирует резервы. Но потом случатся 2-3 убытка, которые, если нет резервов, придется платить из капитала, в этом опасность демпинга. А если убыток очень крупный – не сохранить и капитал.
Саморегулирование: все только начинается
Как Вы оцениваете развитие саморегулирования на российском страховом рынке за последние годы? Что можно сказать о работе ВСС и его постепенном преобразовании в Союз Союзов в контексте предстоящей работы СРО на страховом рынке, это рабочая идея?
Идея рабочая. Союз страховщиков Германии страховые компании боятся больше, чем надзор. Так как у нас ментально и общество, и страховщики до этого еще не доросли, проект обрастает веселыми и странными историями, а здравого смысла пока мало. Возникают какие-то странные сообщества, претендующие на роль СРО. А нормальные союзы страховщиков, с теми функциями, которые на них не мешало бы возложить, отсутствуют.
Позитивный опыт даже таких критикуемых организаций, как НССО или РСА (а это, по сути, прообразы СРО) в том, что сообщество пытается разрешать проблемы, разбираться со своими «скелетами в шкафах». Когда много интересов сходится, начинаются попытки решать проблемы цивилизованно, и общество цивилизуется. Система, когда с одной стороны есть надзор, с другой – потребитель, но нет саморегулирования – это не очень цивилизованно.
Так что идея здравая, хорошая, но нам не хватает культуры, прежде всего менеджерской, в том числе акционерам российских страховых компаний, чтобы желание сиюминутной прибыли не преобладало над пониманием стратегической структурной организации рынка. Мне очень понравилось, как года 3 назад на ежегодной конференции ВСС Александр Май высказал такую идею: счастье на страховом рынке наступит тогда, когда владельцы страховых компаний уйдут из бизнеса. Они должны отойти от менеджмента.
В начале беседы, говоря об изменениях за 10 лет, мы не затронули тему эволюции ВСС и других союзов за этот период…
ВСС пока малоэффективен и никак не изменился (и, собственно, надежды, связанные с избранием Игоря Юргенса, как раз в том, что в новом формате удастся что-то изменить). Причина – в низкой менеджерской культуре участников Союза. Они никак не готовы понять, что стратегически правильные решения, которые в данный момент, может быть, не очень удобны тебе лично, создают правильную платформу. Это интересно только нацеленным на долгосрочную работу, ответственным страховщикам. А многим – просто не интересно.
В РСА за этот период была великая революция – был положен конец гегемонии «Росгосстраха», пусть это было на фоне кризиса с техосмотром, но это случилось. Второй яркий пример РСА – в союзе стороны учились и научились договариваться и совместно противостоять рискам. Борьба руководящих органов РСА с ФАСом и страхнадзором за изгнание недобросовестных страховщиков – это ярчайший опыт, когда страховое сообщество пришло к пониманию, что нужно чиститься. А ведь противостояние было масштабным, были и судебные решения, и письма надзора с требованиями не прекращать выдачу бланков определенным компаниям, но РСА не поддавался.
Насколько равноправный диалог у союзов и государства на современном этапе развития?
Когда создавался НССО, руководство страхнадзора просто угрожало компаниям-членам создающегося союза лишением лицензий, если они проголосуют определенным образом, например, за вхождение «Ингосстраха» в руководящие органы. Страховое сообщество этому противостояло, такой вот был диалог.
Шла постоянная борьба с ФАСом, который не хотел понимать, что страховой бизнес – это риск, что надежность и финансовая устойчивость – важнейшее конкурентное преимущество, что страхование – это, в первую очередь, выплата убытков из резервов. Поэтому принимались соответствующие документы ФАС. В частности о допустимости условий по соглашениям между банками и страховыми компаниями: ФАС победно выпустил и провел через Правительство документ, который ни о чем. Монополизм кэптивных страховщиков с банками достигает 90-95 %, поэтому тарифы завышены в 10 раз – и где этот ФАС?
Поэтому отношения с государством в предыдущие годы были странные, но теперь ЦБ – это светлый лучик в этом направлении. 3-5 месяцев общения с ЦБ говорят о том, что они точно не занимают позицию диктата, а стараются понять, разбираются, ведут свою государственную линию, но говорят, что для этого нужно. Самый показательный пример: ЦБ сам запросил страховщиков про KPI, позволяющие оценить правильность предпринимаемых им шагов. Это говорит о том, что сейчас диалог с ЦБ идет нормально, ну а коммуникация с некоторыми другими органами (ФАС, Правительством и др.) пока остается странной.
Вызовы глобального рынка
Чего страховому рынку можно ждать от реализации соглашения о вступлении в ВТО?
В наших интервью 2009 года мы это уже обсуждали: никакого решающего влияния на лидирующих российских страховщиков вступление в ВТО не окажет, так как никакого преимущества у так называемых «мировых лидеров» перед нашими нет ни по качеству, ни по принадлежности, ни по знанию рынка. Более того, требования к потребителю у западных компаний гораздо более жесткие, чем у российских, поэтому рынок будет тяготеть к нашим участникам. Так что опасности здесь нет.
А что Вы думаете по поводу интеграции в рамках ЕврАзЭС? Верите ли Вы в возможность создания единого страхового рынка с нашими ближайшими соседями?
Мы анализировали ситуацию до украинских событий. Сильных страховщиков, капитализация которых была бы сравнима с европейскими стандартами, на территории бывшего СНГ нет. Даже в Белоруссии, где есть две в национальных масштабах гигантские компании, они собирают в 5 раз меньше, чем «Ингосстрах». Однако, насколько я понимаю диспозицию, от которой мы сами во многом пострадали, российским компаниям нельзя равноправно с местными работать на тех рынках, например, в Казахстане или Азербайджане. Нас туда не пускают, нам создают такие условия, что мы не можем работать, например, принимать в перестрахование бизнес из Казахстана, нам строят рейтинговые преграды и т.д. Формальный статус, который до последнего времени существует: сильным российским игрокам вход закрыт. Реальные потребности бизнеса многих стран в сотрудничестве с нами – присутствуют, но местные власти и местные элиты (прежде всего, Казахстана, Азербайджана, Узбекистана) пускать нас не хотят. И поскольку идея создания единого пространства в ЕврАзЭС явно исходит из России, она встречает молчаливое, но жесткое сопротивление. Поэтому эта, теоретически очень правильная идея практически не реализуема.
Как Вы оцениваете первые результаты работы по внедрению в России международных стандартов финансовой отчетности (МСФО)?
МСФО – это правильный стандарт отражения деятельности страховщика в учете. В отличие от МСФО, гарантирующего правильное отражение состояния финансового института, РСБУ дает очень много поблажек. Но отчетность по МСФО без актуарного аудита – ничто, она бесполезна. Я много раз приводил пример двух лидирующих российских страховщиков, имеющих примерно сопоставимые сборы, одни и те же средние премии и выплаты, но резервы по моторному страхованию у них различались в 2 раза, и прибыль отличалась существенно. Как такое возможно? Аудитор МСФО без актуарного заключения может как соглашаться, так и не соглашаться с отражением операций в учете. Так что отчетности по МСФО – это правильно, но она должна быть дополнена актуарным аудитом. С 1 января 2015 года актуарный аудит для страховщиков станет обязательным.
Какова Ваша оценка современной ситуации в глобальной экономике и ее влияния на Россию?
С 2013 года мы находимся в стадии второй волны кризиса, но, к счастью, она плавная. Государственные долги, в которые перешли корпоративные долги, отяжеляют развитие экономики. Мы находимся в противофазе: американская экономика уже начинает выходить из кризиса, европейская находится в глубокой стагнации, а Россия туда только погружается. При этом ситуацию отягощает наша сильная зависимость от мировой экономики. 60 % ВВП у нас сейчас создается за счет экспорта нефти, газа и металлов, с этим связаны многочисленные рабочие места внутри России. Из-за этого нас ожидает либо стагнация, либо стагфляция в рамках длительного экономического кризиса 5-7-летнего цикла.
Однако так четко мы это видели до событий на Украине. Украина – это фактор, который еще ухудшит эту ситуацию. Вторая волна кризиса будет плавная и длинная, не менее глубокая, чем первая. Когда через 5 лет мы, находясь в самой нижней точке, будем смотреть назад, горка окажется хоть и пологая, но уж больно высокая.
В каком состоянии находится сегодня глобальный страховой и перестраховочный рынок?
Он разделился на компании с накопившимися большими убытками и все остальные. Убытки накопились вследствие мягкого рынка и учащения глобальных катастрофических ситуаций. Следует вспомнить прогноз, лет 5 назад опубликованный Munich Re, о росте частотности глобальных катастроф. Землетрясения, ураганы и прочие бедствия влияют на мировой рынок. Это и наводнения в Европе 2012-2013 года, и ураганы в США дают объем убытков, принципиально отличающийся от классического огневого страхования.
Означает ли это, что мягкая фаза в ближайшее время может смениться?
Нет, пока я резких изменений конъюнктуры не прогнозирую.
В заключение нашей беседы, что бы Вы хотели пожелать российскому рынку в долгосрочном плане (до установленного Стратегией 2020 года, а может быть, и дальше)?
Стать честным. Честный тариф, честное законодательство, честное правоприменение, честный андеррайтинг, честный учет убытков, честные отношения с клиентами. Стать честным – это очень просто. А честно работать в страховании – это профессионально.
Компании, организации:
